Намми чувствовал себя не в своей тарелке, находясь в этой машине, потому что мистер Лисс ее украл, а кража никогда не была хорошим делом. Мистер Лисс сказал, что ключи были в замке зажигания, так что владелец хотел, чтобы кто-нибудь, кому она может потребоваться, воспользовался ей. Но едва ли они проехали милю, когда Намми понял, что это была ложь.
— Бабушка, она говорила, что если ты не можешь купить то, что есть у кого-то другого, или сделать это сам, то не должен продолжать всегда этого хотеть. Такое хотение называется завистью, и зависть может превратить тебя в вора быстрее, чем масло тает на раскаленной сковороде.
— Ну, прости меня за то, что я был настолько чертовски туп, чтобы раздобыть для нас машину, когда у нас не было ничего, — сказал мистер Лисс.
— Я не говорил, что ты был тупым. Я не называл ничьих имен. Это нехорошо. Я больше имел в виду себя.
— Я люблю называть имена людей, — сказал мистер Лисс. — Я испытываю от этого трепет. Я получаю удовольствие, называя имена людей. Я раньше заставлял маленьких детей плакать из-за имен, которые я им называл. Никто не решится мне сказать, что я не могу делать что-то, что приносит мне так много невинного удовольствия.
Мистер Лисс не выглядел таким же ужасным, как в этот день раньше. Его коротко стриженные серые волосы еще торчали во все стороны, как будто были шокированы всеми этими нездоровыми мыслями в его голове. Лицо его было сморщенным, словно он глубоко вгрызся в лимон, глаза — опасно-голубыми, как язычки газового пламени, клочки сухой кожи свисали с его надтреснутых губ, а зубы были серыми. Он выглядел так, как будто мог прекрасно обходиться без еды и воды, и именно поэтому у него появилось раздражение к процессу еды. Но какая-то часть ужасного его покинула. Иногда он мог почти нравиться.
Намми никогда не злился. Он был слишком туп, чтобы злиться. Это одна из самых лучших вещей, когда ты по-настоящему туп, настолько туп, что тебя даже не могут заставить ходить в школу: ты просто не мог думать о чем-либо настолько сильно, чтобы на это злиться.
Они с мистером Лиссом были странной парой, как странные пары в некоторых фильмах, которые смотрел Намми. В тех фильмах парни из странных пар всегда были полицейскими, один из них спокойный и хороший, другой — ненормальный и смешной. Намми и мистер Лисс никоим образом не были полицейскими, они и правда сильно отличались друг от друга. Мистер Лисс был ненормальным и смешным, исключая только то, что он не был таким уж смешным.
Намми было тридцать, а мистер Лисс, должно быть, был старше, чем кто-либо из еще живых. Намми был коротеньким и толстым, круглолицым и веснушчатым, а мистер Лисс, казалось, состоял большей частью из костей, хрящей и толстой кожи с миллионом складок на ней, как какая-нибудь видавшая виды старая кожаная куртка.
Иногда мистер Лисс был настолько интересным, что невозможно было перестать на него смотреть, как в кино, когда маленькие красные цифры ведут обратный отсчет на часах, прикрепленных к бомбе. Но иногда пристальный взгляд на него в течение длительного времени мог утомить, и ты вынужден был отвернуться, чтобы дать глазам отдых. Снег был мягким и холодным на вид, плывущим вниз через темноту, словно крошечные ангелы в белом.
— Снег по-настоящему прелестный, — сказал Намми. — Прелестная ночь.
— О, да, — ответил мистер Лисс, — это волшебная ночь, захватывающая красота, куда ни глянь, прелестнее, чем все самые прелестные из прелестных когда-либо бывших рождественских ночей — за исключением ненасытных извергов-марсиан, заполонивших город, которые едят людей быстрее, чем дробилка перемалывает чертов картофель!
— Я не забыл про них, марсиан, — возразил Намми, — если они это они. Но ночь прелестна все равно. Так что ты хочешь делать, ты хочешь выехать за город, может, увидеть полицейских и блокпост там?
— Они не полицейские, мальчик. Они монстры, притворяющиеся полицейскими, и они будут там до тех пор, пока не съедят всех в городе.
Несмотря на то, что мистер Лисс вел медленно, иногда задняя часть машины юлила или ее заносило к одному из бордюров. Он всегда возвращал контроль до того, как они во что-нибудь врежутся, но им уже нужна была цепь на колеса или зимние шины.
Если мистер Лисс украдет другую машину, с цепями на колесах, и если Намми пойдет с ним, зная с самого начала, что она была украдена, он, возможно, сам превратится в вора. Бабушка воспитала его так, что плохие вещи, которые он сделал, пристыдят ее перед лицом Господа, где она находилась сейчас.
Намми сказал:
— Ты на самом деле не узнаешь, что монстры-полицейские все еще там, пока не посмотришь.
— Я знаю, будь уверен.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я гребаный гений, — сказал мистер Лисс, брызгая слюной, сдавливая руль так сильно, что суставы пальцев выглядели острыми, как ножи. — Я просто знаю вещи, мой мозг такой чертовски большой. До этого в тюрьме этим утром мы не были знакомы даже пары минут, а я уже знал, что ты тупой, так ведь?
— Это правда, — согласился Намми.
По поперечной улице перед ними с юга на север проехала полицейская машина, и мистер Лисс сказал:
— Это нехорошо. Мы никогда не выберемся из города на машине. Нам нужно найти другой способ.
— Возможно, мы сможем выбраться тем же способом, каким попали внутрь. Я всегда хотел прокатиться на поезде.
— Холодный пустой товарный вагон — не такое уж шикарное развлечение, как звучит. В любом случае, они захватят железнодорожное депо.
— Ну, летать мы не можем.